Я была в гостях у подруги, когда почувствовала неладное. Мы побежали домой, взяли пакет с вещами, который на всякий пожарный случай стоял наготове, и рванули в роддом. Он был в 15-ти минутах ходьбы быстрым шагом. Я бежала, в прямом смысле слова, и на ходу давала указания подруге, кому нужно позвонить и что сказать. Она едва поспевала за мной. По ногам текло, в голове лихорадочно билась мысль, что сохранять уже видимо нечего, ребёнок родится раньше срока...
В роддоме меня приняли, осмотрели, слили остатки околоплодных вод и отправили в родзал. Это было днём, между 14-15 часами. Родзал был полон. Я лежала и наблюдала. Мне, старородящей тётке было забавно наблюдать за молоденькими девочками, как они всё время просили их обезболить и прокесарить. Дурочки, потерпите немножко, вы сами прекрасно родите. Эта движуха хоть как-то отвлекала меня от невесёлых мыслей. У меня почти ничего не происходило, схватки были слабыми. К вечеру в родзале я осталась одна. Начали стимулировать.
Я была подключена к аппарату, который фиксировал сердцебиение ребёнка. На животе датчики. Я лежала и слушала, как стучит сердечко моей девочки. Во время схваток частота пульса увеличивалось до 200 ударов в минуту, а потом резкий провал... и тишина... и моё сердце тоже обрывалась... Несколько секунд тишины, которые казались вечностью. Застучит или не застучит??? Сердечко снова начинало биться ровно и спокойно, до следующей схватки. Фух! Мне кажется ей было так страшно во время схваток.
Рядом со мной постоянно находилась акушерка. Мы разговаривали и крутили салфеточки из марли, чтобы скоротать время. За окном была тихая июльская ночь. Из распахнутого окна веяло прохладой. После дневного пекла это было очень приятно. Периодически подходила врач, с вопросом: "Ну, что может кесариться?" И сама себе отвечала: "4,5 рожаем неужели полтора не родим?" Врач уходила дальше спать: "Разбудите, если что."
Я была настроена рожать самостоятельно и без анестезии. Это вредно для ребёнка. Во-первых, я знала, что для ребёнка лучше, когда он рождается естественным путём. Во-вторых, слышала, что после кесарева сечения бывают проблемы с молоком, а нам оно было жизненно необходимо. На смеси у меня денег не было. В-третьих, я переживала, а как после операции я буду справляться с ребёнком одна. Я была в курсе, что такое полостная операция, и как тяжело после неё. Я, конечно, была настроена рожать, но без фанатизма. Если без кесарева было бы не обойтись, то не вопрос - кесарилась бы.
К утру мне добавили ещё одну дозу стимуляции, после которой мне стало так хреново. Сознание едва маячило. Я что-то сказала врачу по этому поводу, на что мне ответили: "Ничего, потерпишь. Главное, чтобы ребёночку было хорошо." Это правда. Я готова была вытерпеть всё.
Наконец, раскрытие было достаточным. Вместе с капельницей (с бутылкой в руке) я поплелась на кресло. Сами роды я помню плохо. Помню только, что врач несколько раз мне говорила: "Будем рассекать, чтобы не повредить головку ребёнку". Зачем она столько раз повторяет? "Делайте всё, что необходимо". Ещё помню, что у меня оставались и долго не проходили белые вмятины на ладошках от рукояток кресла, за которые держалась. Всё прошло штатно и вроде бы не очень долго. Мне давали чёткие команды, я старалась их выполнять.
Она была ооочень маленькая и такая забавная. У неё были нахмуренные брови и недовольно-недоумённый взгляд. Словно хотела сказать: "Зачем меня вытащили? Мне было так хорошо в животе!". Она серьёзно и удивлённо смотрело на этот мир. Я уже не чувствовала боли, всё сразу забылось. Меня распирало от радости, счастья и слёз умиления.
Лену унесли в реанимацию, а мне ещё предстояла процедура зашивания. Потом я долго лежала на каталке в коридоре, замёрзла. Всё было железное и холодное. Только часов в 10-11 утра меня отвезли в палату. Спать я не могла. К обеду, немного оклемавшись, я поползла в реанимацию. Мне не терпелось посмотреть на мою девочку.
Комментариев нет:
Отправить комментарий